Статьи

История развития зарубежной литературной географии прослеживается автором с начала XX в., момента появления первых трудов по исследованию литературно-географического пространства, литературных мест и литературного картирования. В настоящей статье автор приводит обзор истории становления зарубежной литературной географии в XX и XXI вв. и подробно анализирует историю развития трех важнейших направлений литературной географии за пределами России: изучение литературно-географических пространств, литературных мест и литературных карт. В истории развития ключевых направлений рассматриваются смена содержания исследований, авторы каждого периода и расширяющаяся география исследований. Отмечаются единичные работы в начале и середине XX в., всплеск количества трудов в 1970-е годы, рост числа работ в 1980-е и 1990-е, наряду с углублением содержания исследований, и существенное увеличение в 2000-е. В 2000-е годы труды по зарубежной литературной географии исчисляются сотнями. К важнейшим изменениям литературно-географических исследований относится изменение методики литературного картирования как ключевого метода фиксации и анализа особенностей литературно-географического пространства в связи с переходом от печатной карты к цифровой.

В сообщении речь идет о том, какую роль сыграли военно-политические мифы в становлении и развитии черногорской государственности в XIX – начале ХХ в. Интерес к политической мифологии в гуманитарных и общественных науках вырос во второй половине ХХ в. Ученые обратили внимание на то, как быстро срастались мифы с современными политическими идеологиями и как успешно использовались в общественной жизни для достижения политических целей. Эту популярность мифов объясняли тем, что они воздействуют не только на сознание, но и на подсознание электората, отсылая к древним архетипам, лежащим в основе разных культур. В этом и кроется сила современной политической мифологии. Она неуязвима для рациональных аргументов, зачастую взывает к историческим чувствам, а не к разуму. История знает немало примеров, когда уходящие корнями в глубокое прошлое мифы приносили политикам солидные дивиденды в настоящем. В XIX – начале ХХ в. такую активную «эксплуатацию» военно-политических мифов можно было наблюдать в Черногорском княжестве. Миф о непобедимости черногорских воинов стал стимулом к непримиримой борьбе с Османской империей. Героический эпос, созданный народом за несколько веков, на протяжении которых продолжалась эта борьба, обосновывал необходимость построить свое национальное государство. Когда же оно было создано, мифы помогли укрепить авторитет правителя, дали ему возможность держать страну в состоянии строгой дисциплины и безусловного подчинения монарху. Черногорские военно-исторические мифы также помогали укреплять авторитет княжества на международной арене. Руководители Российской империи были полны решимости использовать уникальные боевые качества черногорцев для достижения собственных целей на Балканах и потому не пожалели средств на модернизацию вооруженных сил Черногории. Правда, результат модернизации оказался гораздо скромнее, чем размеры русских дотаций.

Перед преподавателями РКИ в настоящее время стоит важнейшая педагогическая задача – эффективная организация процесса адаптации и интеграции азиатских студентов в современное российское социокультурное пространство. Для выявления проблем, связанных с адаптацией азиатских учащихся и их последующей интеграцией, авторами статьи было проведено исследование, которое помогло определить основные проблемы пребывания респондентов в условиях естественной языковой и новой академической среды. В статье анализируются результаты проведенного анкетирования азиатских студентов, на основании которых авторы смогли выделить и описать ряд проблем опрашиваемой группы, которые связаны прежде всего с процессом коммуникации и как следствие социализации иностранных студентов. Данные анкетирования помогли авторам определить возможные эффективные шаги по преодолению трудностей межкультурного общения в академической среде и в обществе в целом. Хотя интеграция азиатских учащихся – это сложный и длительный процесс, постепенное освоение норм русской культуры, ценностей и образцов поведения, а также установление контакта с россиянами азиатскими учащимися постепенно достигается, поэтому в данный момент можно говорить о положительной тенденции в адаптационном и интеграционном процессе.

В контексте современных процессов глобализации культуры не всегда приходят к диалогу. Предметом данной статьи является конфликт на территории современной Бельгии, который восходит приблизительно к III в. н.э. Объект исследования – современные проявления франко-фламандского конфликта. В основе франко-фламандского конфликта лежит прежде всего языковое противостояние, на которое наслоились факторы социального, экономического и особенно политического характера. Отношение бельгийского населения к конфликту отражено в различных ресурсах: научных статьях, энциклопедических данных, публицистических изданиях, средствах массовой информации Валлонии и Фландрии, в корпусах данных, социальных сетях, художественной литературе и в комментариях к вышеперечисленным источникам. Цель, поставленная в данной статье, – исследовать многоаспектный конфликт, его причины, ход, современный статус, сделать заключение по тенденциям его развития. Гипотеза исследования заключается в том, что текущий статус франко-фламандского конфликта определяется рецессией или умышленным умалчиванием, а также сдерживанием со стороны политических элит королевства Бельгия.

Статья посвящена проблеме сохранения культурного наследия посредством воспроизводства в культурной памяти на материале документального кинематографа Квебека первой половины XX в. Цель исследования – выявить и обосновать особенности кинопроизведений, в частности, фильмов, относящихся к «прямому кино» как важной части культурного наследия, носителя креативной (творческой) памяти. Потребность памяти определиться в пространстве приводит к созданию мест, являющихся для любой группы не только сценой совместной деятельности, но и символами идентичности, а также опорными пунктами воспоминания. Благодаря появлению легкой и бесшумной камеры в кинематографе во второй половине 1950-х годов родилась «новая волна». Очагом этого направления в Северной Америке – «прямого кино» – стала франко-канадская провинция Квебек. В статье анализируется взаимосвязь кино и общества, киноязык рассматривается как средство отражения характеристик идентичности, которые не только образно моделируют культурное своеобразие, но и иллюстрируют общность представлений носителей культуры об этноинтегрирующих и этнодифференцирующих признаках. Уточняется вклад первых священников-кинематографистов в становление коллективной памяти Квебека. На примере фильма Мишеля Бро, Жиля Гру, Марселя Карьера анализируется специфика изобразительного решения и драматургии «прямого кино». Делается вывод об особенности реализации инновационной эстетики и значимости киноработ режиссеров «прямого кино» как эффективных трансляторов ценностей культуры Квебека и генераторов новых смыслов культурной памяти.

В статье описывается актуальность создания научной антологии, посвящённой русскому старообрядчеству в его истории и современности, культуре и ментальности. Русское старообрядчество является одним из важнейших духовных, социальных, экономических и культурных феноменов в истории России, и обращение к его интеллектуальному наследию востребовано для современного научного сообщества для прояснения уникального курса развития России в мировом сообществе цивилизаций. Старообрядчество, выработав за столетия своего параллельного сосуществования с Российской империей, собственные противодействия западническому курсу, в наши дни является арсеналом духовных, интеллектуальных и культурных методов сопротивления вестернизации, информационному капитализму и одномерной глобализации. В старообрядчестве выработаны ментальные механизмы, актуальные в наши дни для разработки стратегий устойчивого развития в условиях многополярной глобализации, построения социального государства на основе суверенной демократии и прочих современных социально-политических реалий. Для полноты изучения старообрядческого феномена, в антологию должны быть включены как основные старообрядческие тексты, так и знаковые исследовательские и философские работы, посвящённые староверию. Подбор старообрядческих текстов должен иллюстрировать различные течения старообрядческой мысли в разные эпохи, представляющие древлеправославие как идеологию, как мировоззрение, как ментальность, как образ жизни. Подбор текстов о старообрядчестве должен дать объективную картину места древлеправославия в истории и современности России. Редакторская работа должна строиться на предварительно выработанной методологии, препятствующей восприятию староверия в этнографическом или историко-музейном формате. Староверие должно быть представлено читателю в свете своих нынешних культуротворческих возможностей.

В статье рассматривается образ руины с точки зрения его эволюции и особенностей восприятия в испанской поэзии, начиная с Золотого века до современных авторов. Исходными позициями исследования являются интерпретация (вслед за М.М. Бахтиным) руины как существующего в реальности хронотопа, т.е. материального выражения единения пространства и времени, а также осмысление руины как эстетической категории возвышенного, творящей новые формы и смыслы в соответствии с идеологической тенденцией эпохи (Ренессанс, Барокко, Просвещение, Романтизм, Постмодернизм). Исследование топоса руины в иберийском ментальном контексте позволило определить преференции в восприятии данного пространственного объекта. В статье показано, что испанские поэты эпохи Возрождения, впервые обратившие свой взор на данный предмет окружающей действительности, добавили свой ракурс в его восприятии, смещая фокус от руин Карфагена к Риму, а затем – в сторону Иберийского пространства. Первыми в испанской поэтической традиции эпохи Возрождения стали сонеты Гарсиласо де Ла Веги (Garcilaso de La Vega) и Гутьерре де Сетины (Gutierre de Cetina), посвященные руинам Карфагена, вслед за которыми представители Севильской школы XVI в. значительно расширили фокус географического и исторического восприятия. Cформированные классической традицией два способа осмысления руины будут существовать в более поздний период как в чистых формах, так и в рамках нерасторжимого единства и найдут свое место уже в испанской поэзии XX в. в творчестве Анибала Нуньеса (Aníbal Núñez, 1944–1987).

Предметом данного исследования стали аксиологические аспекты содержания русской культуры на примере классической литературы, проявляющиеся в жанровом и стилистическом своеобразии художественных произведений. Цель его состоит в раскрытии особенностей русских традиций в содержании поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души», в изучении идейно-нравственных представлений писателя и способов их реализации в тексте. В статье используется сравнительно-исторический, системно-типологический, историко-функциональный методы, позволяющие комплексно рассмотреть сложное историко-культурное и литературное явление. Результаты работы свидетельствуют, что поэтика «Мертвых душ» сформирована на основе религиозного мировоззрения писателя; новизна работы состоит в том, что впервые тема милосердия рассматривается в качестве одной из основных в реализации авторского замысла с целью показать духовные ценности русского народа. Результаты исследования могут быть использованы в курсах лекций по культурологии, русской классической литературе в высшей и средней школе, на семинарских и практических занятиях, работа представляет интерес для тех, кто занимается проблемами русской духовности, русской народной культуры и литературы.

В статье анализируются три основных глагола русского любовного признания, через которые выявляется специфика русских представлений о любви – признаваться, объясняться, открываться. Глагол «признаваться» уподобляет любовь преступлению, «объясняться» – загадке, несуразности, «открываться» – тайне. За каждым из этих уподоблений стоит мифологический и культурно исторический исток, ни одно из этих словоупотреблений не случайно. Так за глаголом «объясняться» стоит античный (древнегреческий) миф, поясняющий, отчего два человека испытывают друг к другу внезапное сильное притяжение, страсть. В статье поясняется исток типично русских представлений о паре возлюбленных и потом супругов, как о двух половинах. Речь тут идет об истории из платоновского «Пира» (диалог, посвященный вопросам любви), о некогда живших, по этому мифу, людях трех полов: мужчинах, женщинах и андрогинах, обладавших невероятной силой. Именно за это последние по воле богов были рассечены на две половины. «И вот когда, – читаем мы у Платона, – тела были таким образом рассечены, каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они обнимались, сплетались, страстно желая срастись, умирали от голода и бездействия, потому что ничего не желали делать порознь… Вот с таких давних пор свойственно людям любовное влечение друг к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу». То же пишет и Аристофан, излагая свою историю об андрогинах. Он говорит о том, что «любовью называется жажда целостности и стремление к ней». К этой же истории возводится и «преступность» любви. Преступление в желании соединения вопреки воле богов. На эту же ситуацию указывают этимологии слов «пол» и “sex”. Слово «пол» (мужской и женский) произошло от старославянского «полъ» – половина. Эта же картина наблюдается и в других славянских языках, где упомянутый корень связан с понятиями «сторона», «половина», «разрез». Ситуация отсечения, отреза, отрыва стоит и за словом «секс», пришедшим в русский язык из английского, а туда – из латыни. “Sexus” – первоначально означало «отделение», «рассечение» (см. однокоренные «секция», «сегмент», секатор». «Пол», как и латинский “sexus” – линия отрыва, разделения, шрам, который притягивает то, что было когда-то отделено. Отсюда и притяжение полов, половое влечение, которое ни при каких идейных веяниях никогда не подвергалось сомнению. Этот же предмет составляет тайну, которую нужно скрывать, а решение открыться требует отваги и готовности рискнуть. Прежде всего потому, что именно у славян любовь, суженый и суженая – части судьбы. В отличие от европейской судьбы (Фортуны) славянский Судженицы, приходя в дом к новорожденному непременно обсуждают вопросы его будущей сердечной жизни. В статье приведены и проанализированы примеры из любовных объяснений, содержащихся в русской классической литературе, а точнее в русской прозе.

Статья продолжает тему, начатую в предыдущем номере, касательно необходимости пересмотра подходов к проблемам межкультурного общения в глобальном мире. Теперь речь идет о конкретных вопросах, связанных с проблемами межкультурной коммуникации в международном образовании, а еще точнее, с проблемами обучения студентов из Китая, приезжающих учиться в Россию. Поток их все растет, с ним растут и проблемы, касающиеся как преподавателей, столкнувшихся с новыми задачами, так и студентов, оказавшихся в новой среде, к существованию в которой они чаще всего бывают не подготовлены. Речь идет не о преподавателях русского как иностранного, получивших специальное образование и имеющих большой опыт в работе с иностранцами, а о тех специалистах, кто ведет свой предмет – от физиков до лириков – иностранной группе, не имея при этом специальной подготовки. И таких теперь большинство. К сожалению, знания двух соседних народов друг о друге довольно ограничены. Преподаватели, чаще всего, не учитывают ни особенности системы образования в Китае, ни традиции общения между учеником и учителем, ни менталитет. В свою очередь, студенты приезжают учиться в Россию, будучи практически незнакомы с особенностями жизни, обучения и общения в этой стране. В статье рассматриваются конкретные ситуации конфликта культур в учебной аудитории и предлагаются возможные варианты выхода из сложившейся ситуации.

Статья посвящена проблемам перевода в аудиовизуальных СМИ, выполненного в технологии войсовер (перевод для закадрового озвучивания). Аудиовизуальный перевод понимается как межъязыковой трансфер вербального компонента многоуровневого полимодального текста и отличается целым рядом особенностей, существенно ограничивающих свободу переводчика в выборе стратегий, тактик и приемов перевода. Наиболее значимы, на наш взгляд, временны́ е ограничения, требования синхронизации звучания переводного текста с компонентами видеоряда, а также психофизиологические параметры восприятия перевода на слух. В связи с этим очевидно, что традиционные представления о переводческой эквивалентности, которые формировались на основе анализа образцов письменного, преимущественно литературного, перевода не всегда оказываются релевантными применительно к звучащему медиапереводу, а значит, требуют пересмотра в русле коммуникативно-функционального подхода. В то же время в сопоставительной стилистике и лингвистическом переводоведении разработана обширная таксономия переводческих операций, обладающая значительным дескриптивным потенциалом. По этой причине в настоящей статье используется типологический арсенал переводческих преобразований, описанных в классических работах трансформационного толка (транспозиция, эквиваленция, модуляция и адаптация). Вместе с тем в качестве предмета исследования выступают приемы перевода, детерминированные не структурно-языковой асимметрией, а расхождениями в культурно-когнитивном репертуаре носителей исходного и переводящего языков, а также специфическими условиями многоканального восприятия аудиовизуальных медиатекстов.

В статье рассматриваются вопросы, связанные с отражением в переводах Нового Завета имен античных божеств. Поскольку исходным языком Нового Завета был греческий, в оригинале представлены греческие имена. В то же время присущее античной культуре отождествление персонажей греческой и римской мифологии привело к их латинизации в тексте Вульгаты. Поскольку в Западной Европе именно она была основной и наиболее авторитетной и являлась источником для переводов на другие языки, указанная традиция отразилась и в них, включая и версии, создававшиеся авторами, оппозиционными католической церкви. Примером может служить Библия Джона Уиклифа. Начиная с эпохи Реформации протестантские переводчики, в отличие от католических, использовали в качестве исходного текста еврейский и греческий оригиналы, но в течение долгого времени они сохраняли традицию латинизации имен мифологических персонажей. Однако в переводах ХХ в. наблюдается тенденция к возвращению к греческой форме подлинника. В русских версиях сказывалась как общая ориентация на греческий и церковнославянский тексты, так и влияние латинских форм в переводе Нового Завета, выполненном Российским библейским обществом в первой четверти XIX в.

Когда мы используем двуязычные словари, что заставляет нас верить в то, что переводы, которые они предлагают, адекватны? Сравнивая английские существительные smile, grin, smirk, sneer с их соответствиями в двуязычных англо-русских и англо-французских словарях, в качестве критериев адекватности перевода я рассматриваю следующие: очевидную (референциальную) эквивалентность, этимологию, морфологию, фонологию, (одноязычную) эквивалентность словарных статей, (двуязычную) реверсию (обратимость). Особые характеристики реверсии позволяют предположить, что стоило бы выделить разнородные эквиваленты (= обратимые элементы, прототипические гетероглоссальные синонимы) как гипонимическое подмножество переводов (= гетероглоссальные определения). В статье не рассматриваются (в связи с отсутствием на сегодняшний день явных доказательств) контекстуальная и котекстуальная эквивалентность, хотя нельзя отрицать роль наличия сходных свободных и идиоматически связанных словосочетаний у тождественных элементов в разных языках.

В статье рассматриваются устойчивые вербальные мемплексы, т.е. системы мемов, (медиавирусов по Докинзу) и антимемов, влияющих на умы и в целом на идеологический код данной культуры, с позиций когнитивистики и концептуальной интеграции. Устойчивый вербальный символ (афоризм, пословица, клише, прецедентный текст, лозунг, слоган, (обобщенно – мем) представляет собой языковой знак двойственной природы: во-первых, это знак ситуации, обозначенной составляющими его словами; во-вторых, это особый вид текста (дискурса). В статье исследуются типы, приемы и техники в выборе схем наиболее эффективного форматирования мемплексов как механизмов формирования нового знания. Особое внимание уделяется технике бокового смещения, а именно, наиболее продуктивной сегодня словообразовательной модели Концептуальной Интеграции, мотивированной когнитивными, дискурсивными и прагматическими параметрами. Концептуальному и фреймослотовому анализу подвергается наименее исследованный сегодня тип политического мемплекса в качестве эффективного инструментария агонального дискурса. Стратегия и тактика трансформации и когнитивного рефрейминга мемплекса позволяют убедиться в его способности повлиять на изменение расстановки сил в политическом диспуте, благодаря специфичным приемам и техникам, более мобильным и современным, нежели традиционные средства массовой информации, свидетельствуя о его несомненной эффективности.

Данная статья имеет своей целью прояснить и уточнить подход к некоторым проблемам, связанным с переводом повести Дж.Д. Сэлинджера “The catcher in the rye” (1951), представленной на данный момент пятью русскоязычными версиями. Обосновывается необходимость изучения коммуникативного воздействия оригинала на исходного (американского) реципиента и его сопоставления с реакцией вторичного (русскоязычного) реципиента на перевод как неотъемлемой части предпереводческого анализа неоднократно переводившегося текста. Выдвигается предположение о том, что данные исследования коммуникативного воздействия помогут выработать надежные критерии для критики существующих переводов и способствовать повышению качества новых. Высказывается и мнение о том, что проблема передачи стилистически маркированной лексики (в частности, сленга) для достижения адекватности перевода1 данного произведения является далеко не первостепенной. В фокусе анализа – версии Риты Райт-Ковалевой (1960) и Максима Немцова (2008) ввиду их относительной известности по сравнению с тремя другими (С. Махова, 1998; Я. Вала, 2009; Я. Лотовского, 2010) и, соответственно, наличия задокументированной реакции как специалистов, так и широкого читателя. Особое внимание уделяется проблеме трансляции голоса героя на уровне цели высказывания2 с учетом авторского замысла, с одной стороны, и социолингвистических факторов – с другой.