Статьи

На материале мифологии, фольклора, музыки, традиционной пищи, народных промыслов и различных форм массовой культуры (карикатур, рекламы, афиш, Интернета, кукольных инсталляций) автор исследует истоки, художественное своеобразие, символику и функции юмористически-игровых образов смерти в мексиканской и мексикано-американской культурах. В качестве культурно-исторических составляющих образа “La Muerte Sonriente” рассматриваются: древняя мезоамериканская традиция почитания Смерти как божества и идея дуальности бытия; влияние культуры Средневековой Европы (сюжет «Пляска смерти», карнавальные традиции, католические праздники Дня всех святых и Дня всех верных усопших); творчество Хосе Гвадалупе Посада и его развитие в мексиканском фольклоре. Автор приходит к выводу, что юмористическо-игровые образы смерти, выступающие одним из сущностных оснований культуры Большой Мексики, выполняют следующие функции: трансляция традиционной картины мира и традиционных ценностей; актуализация исторической и родовой памяти; установление живой связи с предками; идентификационная, воспитательно-обучающая, обрядовая, развлекательная и рекламная функции. Для мексикано-американцев особую значимость образы “La Muerte Sonriente” обретают в процессе этнокультурной идентификации, в обозначении границ мира чикано в национальной культуре США и в актуализации культурной связи и диалога с родиной.

Статья посвящена гендерному аспекту изучения литературного произведения на материале сочинений французской писательницы и поэтессы Кристины Пизанской (Christine de Pisan,1364–1430).

Представление «маскулинного» и «феминного» поведения главенствовало на протяжении многих веков и не утратило своего влияния в современном обществе. Первостепенность патриархатного в традиционной культуре касается и традиционного культурного текста.

Развитие гендерных исследований во второй половине ХХ в. способствовало трактовке гендера как дискурсивного по своей природе феномена. Эти исследования упрочили в современной философской и культурологической литературе подразделение текстов как явлений культуры на «маскулинные» и «феминные». Цель исследования — выявить и обосновать особенности дискурсивных практик как отражение специфической женской субъектности. В статье анализируются основные признаки «маскулинного» и «феминного» дискурса. Уточняются понятия «женского письма» (écriture féminine, термин Э. Сиксу) «феминного стиля письма» (термин Деррида), уделяется внимание вопросам репрезентации и конструктивности субъекта. На примере творчества Кристины Пизанской, положившей начало традиции женских сочинений в защиту представительниц своего пола («Книга о превратности Судьбы» (Le Livre de la Mutation de Fortune, 1403); («Книга о Граде женском» Le livre de la Cité des Dames, 1405), анализируется специфика дискурса о женской идентичности.

Делается вывод о взаимосвязи в этом типе дискурса интеллектуальной стороны женской идентичности с вопросами женского образования как необходимого условия перехода женщин от роли объекта к роли субъекта культуры.

В статье рассматривается итальянская комедия дель арте в качестве одного из компонентов культурного наследия Италии и театральный фестиваль «Международный день комедии дель арте» в качестве информационного канала продвижения культурно-исторического национального наследия Италии двум адресатам — национальному и мировому сообществам. Приводится краткое описание театральных постановок фестиваля 2019 г., а также проанализирована тематическая, драматургическая, региональная и языковая специфика отобранных для мероприятия комедий, выявлены основные задачи фестиваля на национальной и международной сцене. В плане межкультурной коммуникации анализируется разница в представлении итальянской комедии дель арте в Италии и в зарубежных странах, соответственно выявляются разные подходы к позиционированию культурно-исторического наследия в зависимости от адресата. В статье выделяются три общие тенденции позиционирования комедии дель арте: за пределами Италии превалируют классическое постановки комедии дель арте с целью ознакомления иностранных зрителей с традицией театра масок; на территории Италии на сцене предпочитают экспериментировать с традиционными сценами из комедии дель арте, чтобы обновить исторический посыл комедии в сегодняшних социальных реалиях, а также максимально вовлечь в актуализацию исторической традиции юных итальянцев, будущих носителей национальной культурной памяти; мастерские по моделированию масок комедии должны сохранить традиционное для театральной традиции ремесло, которое находится на пути «вымирания», а также послужить стимулом для современных итальянцев тактильно прочувствовать комедию дель арте как нечто осязаемое, материальное, принадлежащее им.

Представления о своих и чужих, о разных социальных группах постоянно формируются и распространяются в обществе в процессе коммуникации. Одной из форм такой коммуникации является театр, где драматург и режиссер ретранслируют сложившиеся в их сознании образы широкой публике. В данной статье на материале текста пьесы Ивана Вырыпаева «Иранская конференция» обсуждаются следующие вопросы: как российская творческая интеллигенция в лице автора представляет себе ученых-гуманитариев и их научные конференции, а также какими средствами эти образы создаются в драматическом тексте. Поскольку действие пьесы ограничено одним заседанием конференции, происходящей в Копенгагене, а все поступки героев исключительно речевые (доклады, вопросы, прения), для выявления характерных черт образа европейского гуманитария выбрано описание совокупного речевого портрета (РП) докладчиков. Неожиданно для контекста научной конференции ученые-гуманитарии у Вырыпаева весьма эмоциональны, откровенны и часто переходят на личности. Вместе с тем их речь подчеркнуто вежлива, они используют клише, свойственные научному дискурсу. Все докладчики показаны умелыми ораторами. Наиболее частотные слова: человек, жизнь, бог, правда, свобода – отражают вопросы, волнующие участников, и тематику пьесы. Драматический текст передает индивидуальное видение автора, которое может, в то же время, отражать черты представлений, свойственных его социальной группе. Кроме того, важно учитывать, что Иван Вырыпаев использует этот сюжет для изложения собственных философских взглядов.

Статья посвящена роли грамматики в образовании новых понятий и терминов. На материале англоязычных публикаций в ведущих научных журналах за 2020 г. показано, что английский язык научного стиля речи отличается от бытового английского наличием большого количества грамматических метафор, придающих тексту дополнительную убедительность и фундаментальность и используемых в качестве терминов, в том числе новых. В статье приводится определение грамматической метафоры, анализируется ее место в предложении и объясняются причины ее употребления. Грамматическая метафора вызывает трансформацию предложения, сохраняя при этом его лексическую составляющую; она позволяет кратко, но емко сформулировать его основной тезис. С развитием науки и появлением в 2020 г. новых фактов, связанных с пандемией, вызванной коронавирусной инфекцией, появилось множество научных публикаций на эту тему, содержащих новые термины и понятия. Для придания дополнительной убедительности своим статьям в СМИ журналисты используют в них эти новые лексико-грамматические формы, заимствованные из научных публикаций, таким образом вводя их в широкое употребление и открывая новые возможности для развития современного английского языка.

Статья продолжает серию публикаций, посвященных «активной» грамматике русского языка. Грамматика «активного» типа, включенная в социокультурный контекст, создает возможность для выявления и описания закономерностей выбора тех или иных форм актантов в зависимости от значения, которое стремится выразить говорящий (пишущий) субъект. Изучение синтагматического поведения глаголов проводится от значения глагола к способам оформления актантных позиций. Данная работа посвящена выявлению роли оценочного компонента значения глаголов с общим значением ‘стыд’ в реализации их синтагматических свойств в рамках актантной структуры. Цель статьи — показать, как отрицательная оценка субъектом своих поступков влияет на способ обозначения глагольных актантов. Анализ актантной структуры глаголов ‘стыда’ показал, что негативная самооценка требует особой расстановки актантов, один из которых является объектом оценивания, а второй — обозначает свидетеля, реального или потенциального очевидца неприятного для субъекта события. Способ оформления этих позиций зависит от значения глагола, от характеристик самих объектов и от понимаемой в культуре «позиции ответственности» как позиции для лица или группы лиц, в социальной иерархии занимающих более высокое положение, чем субъект. Таким образом «статусный» характер русской культуры находит косвенное выражение в заполнении актантных позиций при рассматриваемых глаголах.

Басня — древнейший литературный жанр, фундаментально изученный гуманитарными науками, но, вместе с тем, его актуальность в современной жизни очевидна, а перспективы его развития изучены недостаточно. Басня — интернациональный жанр, но он глубоко национален. Сравнительное изучение языков и культур особенно перспективно, если рассматривать их общие основания. Французская и русская басни (Лафонтен и Крылов) наглядная иллюстрация этого тезиса. Используя самые общечеловеческие сюжеты, баснописцы неизбежно развивают самые национально-специфические черты своих лингвокультур. В этом и заключается глубинная диалектика их творчества. Лафонтен и Крылов — одни из ключевых фигур в русской и французской лингвокультурах. Их архетипическое влияние на дальнейшее развитие не только литературных процессов, но и общекультурного диалога Франции и России очень высоко. «Здоровый» дух этих писателей, их «здравый смысл» в самом высоком значении этого словосочетания делают их наследие в высшей степени актуальным в наши дни, когда и русская, и французская культуры в той или иной степени все больше стремятся к так называемым традиционным ценностям. Французский и русский баснописцы своим творчеством как бы выстраивают позитивную перспективу развития наших культур. И сам жанр басни как древнейший литературный жанр в человеческой цивилизации приобретает новый смысл и дает твердую надежду на то, что в дальнейшем диалог культур станет еще более плодотворным.

Усвоение родного языка состоит не только в том, что берутся на вооружение фонологические, грамматические, лексические и другие предписания целевого языка как системы знаков (в соссюровском смысле слова), но и в неосознанных наблюдениях над контекстами, в которых эти знаки употребляются, в «анамнезе» реальной коммуникации. Усвоение же неродного языка взрослым человеком отличается невозможностью провести достаточно большое число наблюдений. Многоязычные корпусы текстов помогают преодолеть такой дефицит информации. Под этим углом зрения рассматривается статистика контекстов выражения highly likely в английском корпусе. Сопоставление со статистикой выражений со значением «высокая вероятность» в русском корпусе демонстрирует различия, которые заставляют с осторожностью от- носиться к буквальному переводу этого словосочетания как «в высшей степени вероятный». В статье анализируется большой корпус оригинальных (непереводных) английских художественных и научных текстов, в которых встречается лексема likely и ее производные, классифицируются контексты этих слов, особенно эпитеты, устанавливается их относительная частота. Эти данные сопоставляются с результатами анализа большого русского корпуса оригинальных художественных текстов, выявляются сходства и различия и показывается, что английское выражение highly likely в английских текстах обладает коннотациями, не передаваемыми прямо русским выражением с высокой степенью вероятности. В таких случаях русская транслитерация лучше соответствует целям «транскультурной» коммуникации, чем буквальный перевод.

Рассматривается проблема производности в культуре и языке в ее положительном (производность) и отрицательном (вторичность) аспектах. В фокусе внимания автора — роль производных (вторичных) ментальных и языковых структур в картине мира с позиций современного когнитивного подхода. Исследуются вторичные функции, элементы, системы, а также принципы и механизмы их образования в контексте понятий концептуальной и языковой деривации и с точки зрения двух основных тенденций в изменении языка: концептуально-языковой (изменение структуры и содержания энциклопедических и языковых знаний) и формально-языковой (появление новых языковых единиц и выражений). Положительный или отрицательный эффект производности аргументируется автором относительно характера связанных с ними процессов манипулирования первичными вербализованными структурами, с учетом коллективного и индивидуального аспектов этих процессов, а также с точки зрения первичной и вторичной интерпретации мира и знаний о мире в языке. В качестве положительного аспекта производности автор анализирует креативность, порождение нового смысла, воспроизводство каких-либо идей в новой форме и связывает его с формированием новых знаний о мире коллективного уровня или переструктурированием ранее полученных знаний. К отрицательным моментам автор относит манипулирование вербальными и невербальными структурами из конъюнктурных соображений личного характера с использованием незаконных или не совсем законных средств, что проявляется в плагиате, компилировании собственного произведения из частей произведений других авторов, неправомерных заимствованиях, в китче в культуре, в том числе в науке и языке.

Статья посвящена истории возникновения терминологического сочетания «Межкультурная коммуникация» и его развитию на протяжении конца XX — начала XXI в. Слова имеют значения, зафиксированные в словарях, но в условиях мультикультурной коммуникации за значениями слов стоят определенные концепты, характерные для их использования в определенной языковой общности. Особая роль принадлежит в этом процессе когнитивным функциям языка, учитывая, что коммуникация и когниция находятся в неразрывной связи и прямым образом зависят от культурно-исторических, социально-политических, экономических, технико-индустриальных возможностей общества.

Рассматривается абсурд, понимаемый как отсутствие смысла там, где смысл должен быть. Выделены четыре коммуникативных типа абсурда — онтологический, фидеистический, проблемный и комический. Первый представляет собой эмоциональный протест против отчуждения от мира, он связан с переживанием потери смысла жизни; второй — это принятие иррациональности бытия, его принципиальной непостижимости для человека, отсюда вытекает требование веровать, не рассуждая; третий осмысливается как невозможность решения вопроса в рамках существующей теории; четвертый осознается как насмешка над привычным и скучным положением дел, над здравым смыслом. Охарактеризованы модусы абсурда — остенсивный, логический, семантический и прагматический. Остенсивный абсурд базируется на столкновении наблюдаемого, обладающего неоспоримой достоверно- стью, и известного, которое было наблюдаемым либо усвоено как неоспоримый факт, логический абсурд представляет собой рациональное несоответствие между определениями либо суждениями, семантический абсурд построен на размывании значения слова, в результате чего резко возрастает ассоциативное приращение смысла, прагматический абсурд блокирует рациональную ин- терпретацию того или иного поступка. Определены функции абсурда — деструктивная, ритуальная, игровая. Первая выражает намерение говорящего сломать привычные схемы и стереотипы коммуникации, вторая выполняет парольную функцию, заставляя участников ритуала осознать свою вневременную сущность, и способствует переживанию групповой идентичности, третья сводится к устранению естественного для данной ситуации интерпретативного смысла и замене его на иное сценарное толкование. Охарактеризованы значимые отклонения от здравого смысла, рационального подхода к реальности и рассогласования интерпретативных сценариев.

В статье изучается кросс-модальная иконичность, под которой понимается взаимное уподобление знаков и знаковых комплексов, относящихся к разным семиотическим системам (модальностям). Ставятся вопросы о том, различаются ли проявления кросс-модальной иконичности в дискурсах с разным сочетанием семиотических систем и каналов коммуникации и как выражает себя иконичность знаков, принадлежащих к вербальным и невербальным компонентам дискурса в устной речи с жестами и в письменном тексте с визуально-изобразительным компонентом. Исследуются жестовая и визуально-изобразительная модальности и сопоставляется иконичность в двух типах дискурса на русском и английском языках — устном (повествования, описания картин и кулинарных рецептов) и письменном (гибридные тексты из новостных приложений). Автор демонстрирует, что вне зависимости от типа дискурса кросс-модальная иконичность следует базовым принципам языковой иконичности: уподоблению по содержанию и структуре и уподоблению по форме. Специфика реализации иконичности в анализируемых типах дискурса связана не только с характером семиотической гетерогенности в дискурсе (жесты vs. изображения), но и в случае с приложениями — с аффордансами айфона.

В данной статье рассматривается проблема контакта культур в рамках триады «реальный мир-ментальные модели-языковой мир». Во всех трех мирах действует дихотомия «универсальное» vs «культурно-специфическое». Основное внимание уделяется когнитивным механизмам, лежащим в основе межкультурного диалога. Мы приходим к выводам о том, что на уровне когнитивных систем двух культур действуют механизмы интерактивной координации/выравнивания и инференции, на уровне ментальных пространств участников диалога — носителей двух культур действует механизм концептуальной интеграции. В процессе взаимодействия двух культур принимают участие три ментальных пространства: 1) ментальное пространство своей культуры; 2) ментальное пространство другой/чужой культуры; 3) интегрированное межкультурное ментальное пространство. Данное пространство наследует роли и свойства двух исходных ментальных пространств, в которых находится каждый из представителей двух взаимодействующих культур. Интегрированное ментальное пространство приобретает свою собственную структуру и новые свойства. Каждое из трех пространств структурируется своим фреймом. Третье пространство представляет собой концептуальный бленд, то есть результат концептуальной интеграции. Данное пространство лежит в основе межкультурного дискурса. Фрейм этого пространства структурирует и строит данный тип дискурса и должен помочь понять другую культуру, инферировать концептуальную информацию и найти соответствующие языковые репрезентации в каждой из двух культур. При этом действие всех вышеуказанных когнитивных механизмов, лежащих в основе контакта двух культур, основывается на знании ментальных культурологических моделей этих культур.

Современный этап развития общества и науки справедливо, хотя и с некоторым опозданием, знаменуется переходом к новой парадигме знания в лингвистике и межкультурной коммуникации, в социокультурных штудиях, интерес к которым все больше возрастает. В рамках и вслед за прагматическим и когнитивным направлениями возникает и развивается тенденция к формированию новой парадигмы, а именно поликодовости (мультимодальности, полимодусности, мультимедиальности) коммуникации, особенно межкультурной. Когнитивные механизмы вербалики и невербалики исследуются в качестве эффективного поликодового механизма межкультурного общения, вовлекающего, помимо вербального, другие коммуникативные коды и каналы, захватывающие такие типы знания, как визуальное, аудиальное, синестетическое и др. В настоящей статье в качестве эффективного механизма коммуникации исследуется такой вид когнитивного знания, как генерационная поликодовость коммуникации, изучающая роль поколенческой компоненты в общении и ее воздействие на социум. Статья не ставит целью представить критический анализ происходящего и высказаться о перспективах представителей современной молодежи. Цель — сопоставить их повседневное коммуникативное существование и поведенческие лингвокультурные паттерны, сравнив с другими российскими поколениями, т.е. по вертикали, с одной стороны, а с другой — провести такое же сопоставление их с современными американскими сверстниками по горизонтальной траектории. С методологической точки зрения эта задача не представляется тривиальной, поскольку отягощена дополнительными сложностями в виде существующей путаницы названий поколений в разных социокультурах: поколение Х, поколение Y, поколение Z, миллениалы, сентениалы, айдженеры (I-Gens), поколение Интернета.